Эпические представления о сакральности поединка
Страница 1

Особое внимание в былинах уделяется процедуре поединка, который, по всей видимости, имел достаточно серьезное сакральное значение.

Эпический поединок в большинстве случаев равнозначен понятию «испытание», поскольку может проходить не только в виде боя (оружием и врукопашную), но и в форме испытания меткости (стрельба из лука), удачливости (игра в шашки-шахматы), хитрости (умения правильно понять задание).

Все вышеназванные испытания связывались со способностями к «волхвованию» (то есть к эпически понимаемой «хитрости»), так, например, зачастую меткость героя зависит не от того, как он выстрелит, и даже не от того, в какую сторону он это сделает, а от «счастьица молодецкого» и способности «заговорить стрелу», в результате чего «Кошерище» (в сюжете об Иване Годиновиче) погибает от собственной стрелы. Часто Илья Муромец, желая послать весть к богатырям с просьбой о помощи, «заговаривает» свою стрелу, чтобы она не убила того, к кому летит, а сделала на его груди «лишь малую сцапинку».

Что же касается игры в шашки-шахматы, то понять по их эпическому описанию, как именно играли и в какую именно игру сейчас не представляется возможным. Игра, судя по всему, это особый тип поединка. Суть эпической игры, по-видимому, сводится к гаданию — выяснению, у кого из играющих больше удачи. Примерно так же Илья Муромец в ряде сюжетов о первой поездке в Киев «гадает» о том, стоит ли ему идти к богатырям, примут ли они его как «своего», привязав своего коня к той же привязи, что и богатыри:

Как крестьяна-ти ведь вяжут за колецько медяное,

Как богатые люди-ко — сереб(ы)ряно,

Кабы Русские богатыри — да за золочено.

Соответственно, можно говорить о том, что существовало сакральное восприятие поведения, которое имело ключевое значение для признания «своим» либо «чужим» в эпических представлениях о древнерусском обществе.

Умение правильно понять задание (хитрость) является наиболее интересной формой «поединка».

Антигероя в подобных ситуациях провоцируют на проявление «истинного», то есть нечеловеческого («чужого») обличья, проверяя его на «достоверную» принадлежность к людскому роду.

Для сравнения вспомним три «провокации» княгини Ольги: «А нынъ идъте въ лодъю свою и лязите въ лодьи величающеся, и азъ утром пошлю по вы, вы же рецъте: не едемъ на конихъ ни пеши идемъ, но понесите ны въ лодъи». «Они же седяху в перегъбъх в великих сустугахъ гордящеся»; «измывшеся придите ко мне»; «пристройте меды многи… и упишася Древляне».

Каждая упомянутая в летописи форма мести имеет прямые аналогии в былинах — Тугарина несут на пир «ни пеши, ни на коних», Идолище убивают за то, что он «нечестно пьет, нечестно ест» (упивается, переедает, проявляя «зверский» аппетит); «посла немилостивого» из орды, посланного «за данью» (жену боярина Ставра) также приглашают «измыться» в бане.

Их объединяет одно: все они были нежелательными женихами (сватами), сватавшимися к дочери (племяннице) Князя Владимира. Каждый из них имеет время для обдумывания ответных действий (как и в летописных известиях).

Избежать гибели удалось жене боярина Ставра (также «сватавшейся»), которая разгадала княжескую хитрость (успела наскоро «измыться » в бане до того, как туда прибыли посланцы князя Владимира). Эпос, таким образом, показывает, что «месть» княгини Ольги была ничем иным, как традиционное испытание «хитрости» посланцев жениха.

В этой связи фраза летописца о том, что княгиня «переклюкала» (то есть перехитрила) посватавшегося к ней Византийского императора, звучит вполне естественно и несет в себе определенный культурный подтекст эпохи.

В том, поймет ли «хитрость» противник — жених либо невеста, имеется и сакральный момент. Для выражения тех или иных форм сопричастности к какой-либо социальной страте и этнической общности служит ритуал в той или иной его форме. Каждому типу сопричастности (толерантности) соответствует определенный тип ритуала.

По большому счету, понять кто в обществе свой (для определенной социальной страты и для социума вообще), а кто — чужой можно только по степени допуска к участию в ритуале.

Традиционное иносказание понятно лишь «своим», посвященным в обряды и таинства, то есть «людям» — так, например, княгиня Ольга для императора — «своя», так как выдержала испытание. Если бы она согласилась стать его женой, то можно было бы считать ее нехристианкой, язычницей, крестившейся притворно: сестра, пусть даже и крестовая (названная), не может выйти замуж за брата, «еретницей», выражаясь словами былин, а значит, ее можно было бы с полным правом убить как «чужую».

Ситуация, близкая к летописной, обнаруживается и в некоторых вариантах былинного сюжета о Добрыне и Змее:

— Гой еси ты, Добрыня Никитич млад!

Доступил ты княгиню Апраксию

От того от змея Горынишша,

Дак благословляю тебя взять ее в замужество.

Проговорит Добрыня Никитич млад:

Страницы: 1 2

Смотрите также

Заключение
Мы рассмотрели все аспекты культурной, исторической экономической и других сфер жизни страну Уругвай. К этой стране у российского населения только начинает появляться интерес, мы попытались рассказ ...

Мифы и религия древнего Египта
...

Out of doors
Дойдя до этой финальной главы, я поняла, что еще о многом не успела рассказать. Особенно о том, что составляет жизнь американской семьи за пределами ее дома, или, как здесь говорят, out of doors . ...

CultToday.ru

Разделы